Пока в нашем лагере готовился завтрак, я уговорила гостей остаться переночевать. Фред Беннион добирался сюда за много тысяч миль, из штата Орегон, только для того, чтобы научить меня обращению со стереокамерой, так неужели он не может потратить немногим более трех часов, чтобы погостить у меня и заодно осмотреть заповедник Меру? И Алан Рут с женой тоже никогда здесь не бывали; короче говоря, уговоры помогли и на этот же день мы назначили посещение Джорджа и его львов.
Пока Фред Беннион показывал мне камеру, Алан и Джоан пошли погулять. Когда они возвратились, я застыла от ужаса: правую руку Алана обвивала огромная африканская гадюка, которую он держал сзади за шею, чтобы она не укусила. Нет, я никогда не выдавала себя за любительницу змей, а тем более африканских гадюк — это один из самых смертоносных видов в Африке, и не только потому, что их яд действует очень быстро. Дело в том, что эти змеи жалят молниеносно, хотя обычно они столь медлительны и неповоротливы, что не всегда успевают удрать от опасности. Увидев, как я испугалась, Алан стал меня успокаивать, уверяя, что возится со змеями с детства, а потом принялся рассказывать, как он ловил их, прижимая к земле раздвоенным сучком, а потом хватал за голову.
Подошли Локаль, Стенли и повар. Они остановились, пораженные ужасом, с широко раскрытыми глазами и ртами. Я сказала им в шутку, что «бвана» Рут — «маганга», то есть колдун, который умеет обращаться со змеями; тут уж глаза у них чуть не выпрыгнули из орбит. Алан решил показать мне, как «выдаивают» яд — я никогда этого не видела. Я быстро достала свою кинокамеру и засняла эту удивительную процедуру. Сначала Алан всунул небольшую палочку между челюстями, чтобы змея не закрывала рта; меня поразило, что верхняя и нижняя челюсти могут расходиться почти под прямым углом. Потом он отодвинул складку кожи, прикрывающую один из верхних зубов в состоянии покоя. Как только показался ядовитый зуб, с него потек мутновато-белый яд, и накапало, должно быть, не меньше столовой ложки. Тогда Алан «выдоил» весь яд и из второго зуба — по крайней мере нам казалось, что он совершенно пуст.
Тем временем Алан устал держать на весу тяжелую змею и выпустил ее, уверенный, что яда у нее не осталось ни в одном зубе. Она тут же поползла к ближайшему укрытию — им оказалась наша столовая. Алан бросился за ней, чтобы не дать ей заползти в дверь, попытался схватить за шею без раздвоенной палки — и промахнулся. Опять схватил — и снова ему не удалось поймать змею. Когда же он дотронулся до нее в третий раз, змея повернула голову и цапнула его за указательный палец правой руки. Я бы ни за что не поверила, если бы мне сказали, что змея — тем более африканская гадюка — может повернуть голову молниеносно и к тому же в направлении, противоположном ее движению. Пока мы суетились вокруг бедняги Алана, змея вползла в хижину и забралась как раз под шкафчик, где у меня были противозмеиные сыворотки и шприцы. У меня в запасе была сыворотка из пастеровского института и еще одна, из ФРГ; я спросила Алана, какую ему ввести, а он заявил, что все сыворотки вызывают у него аллергию, и отказался от укола. Он уверял нас, что весь яд из зубов уже «выдоен» и то ничтожное количество, которое попало в рану, само по себе рассосется — надо только немного полежать.
Но все же попросил нас наложить жгут, и мы каждые двадцать минут ослабляли его. Алан был главным знатоком змей среди нас, и мы слушались его беспрекословно. Он лег в кровать, и мы сидели рядом и слушали его рассказы. Его жена тем временем изучала инструкцию, приложенную к сыворотке, а я давала ему чай с глюкозой, потому что его мучила жажда.
Хотя Алан уверял нас, что он вот-вот встанет и поедет с нами к Джорджу, я с тревогой смотрела на его руку, которая распухала прямо на глазах. Но когда я посоветовала ему лететь в Найроби, он об этом и слышать не хотел и упрямо твердил, что заночует здесь (должно быть, он настаивал на этом, чтобы остальные все же могли съездить к Джорджу).
Заставить его лететь в Найроби на его же собственном самолете я не могла, но тут, к моей несказанной радости, показался лендровер, а в нем — Нильс Ларсен, один из наших друзей-летчиков; ему часто приходилось привозить к нам гостей. Зная, как трудно хранить здесь свежие овощи и фрукты, этот славный человек привез мне целую корзину с виноградом и другими лакомствами.
Нильсу нужно было сразу же вылететь с клиентом обратно в Найроби.
Мне показалось, что его послала сама судьба. Я быстро отозвала его в сторону, объяснила, в чем дело, и он предложил немедленно забрать Алана и Джоан. Тут уж мы не обращали внимания на возражения Алана, и вскоре он с женой отбыл вместе с Ларсеном; на всякий случай мы дали им с собой сыворотку.
У меня камень с души свалился, когда они уехали; я чувствовала, что Алан бодрится, а на самом деле ему было гораздо хуже, и он просто старался показать, что ему все нипочем — во-первых, чтобы не распускаться, во-вторых, чтобы не портить нам прогулку к Джорджу.
Мы знали, что сделали для Алана все, что могли, и поэтому решили все же поехать к Джорджу. Перед выездом Ян Типпет совершил подвиг и изловил гадюку. Но он потребовал, чтобы ее оставили в живых, и мы посадили ее в картонную коробку и выпустили по дороге. Когда мы ехали, прямо перед нами из кустов вышли три антилопы — это были малые куду, самые очаровательные и пугливые существа, — и остановились, словно позируя для фотографии. Попались нам также жирафы, буйволы и множество мелких животных. Дорога вилась сквозь рощицы пальм дум, а потом по широкой открытой равнине, и свет заходящего солнца озарял эту мирную картину.
К тому времени, когда мы подъехали к лагерю Джорджа, Алан должен был уже приземлиться в Найроби, и все мы надеялись, что сейчас он в безопасности. К сожалению, нам не удалось повидать львов, подопечных Джорджа, но, несмотря на отсутствие «царя зверей», Фред Беннион был в полнейшем восторге от остальных животных — он впервые видел их на свободе — и тут же принялся мечтать, как проведет отпуск в Африке.
На следующее утро Яну Типпету предстояло слетать в Найроби по делам, но он собирался вернуться к вечеру и прихватить с собой Алана и Джоан, чтобы они хоть денек отдохнули после всех треволнений. Увидев, что Ян Типпет возвращается один, мы поняли, что что-то неладно. Он рассказал, что, как только самолет Нильса поднялся в воздух, Алану стало так плохо, что Джоан пришлось ввести ему полную дозу противозмеиной сыворотки, а когда они приземлились в Найроби, он уже метался в бреду. Три доктора, ожидавшие его в больнице, не надеялись, что его довезут живым; рука у него жутко раздулась и почернела, пульс едва прощупывался, и его поддерживали только сильными лекарствами.
Когда же он сможет перенести операцию, ему, очевидно, придется отнять руку. Нам оставалось лишь молить судьбу, чтобы он остался жив.
Но случилось одно из самых удивительных совпадений — в соседней с Аланом палате лежал Ионидес, известный во всем мире специалист по змеям. Он перенес операцию, но дни его были сочтены. Когда ему рассказали всю эту историю, он ужаснулся. Во-первых, Ионидес не понимал, как кому-то может взбрести в голову ловить змею раздвоенной палкой, не говоря уже об африканской гадюке, которая кусает, оборачиваясь на 180 градусов. Во-вторых, как можно было думать, что зубы гадюки опустели после «доения»; напротив, протоки тут же заполнились еще более сильным ядом, потому что стекший яд мог чуть потерять силу, пока был в протоках. В-третьих: никогда нельзя накладывать жгут при укусах змей с гемолитическим ядом — сконцентрированный на ограниченном участке, он очень быстро разрушает сосуды и ткани. Так бедный Алан пал жертвой нашего невежества, да еще два часа, которые чуть не стоили ему жизни, были потеряны, пока жена не ввела ему сыворотку в самолете. Четыре месяца Джоан и Алан провели в непрерывной тревоге, но специалистам все-таки удалось спасти ему руку. Он закончил лечение в Англии. Яд настолько разрушил ткани, что палец пришлось ампутировать, но Алан приспособился и прекрасно управлялся с фотоаппаратом при помощи оставшихся пальцев.